Эта речь была произнесена 19 января на митинге памяти Вольфганга Вебера, который на протяжении пяти десятилетий был ведущим членом немецкой секции Международного Комитета Четвертого Интернационала. Товарищ Вольфганг скончался 16 ноября 2024 года.

Многие товарищи говорили про товарища Вольфганга как о революционере и интеллигенте-марксисте. Этот термин отражает как достижения, так и проблемы того периода, в который он жил, а также принципы, за которые он боролся.

Вольфганг родился через несколько лет после того, что Виктор Серж назвал «полночью века». На его жизнь повлияли ужасы, предшествовавшие его рождению: фашизм, Вторая мировая война, предательства и массовые убийства революционеров в ходе сталинистского террора. Конечно, рабочий класс все еще был весьма ощутимой силой в социальной и политической жизни, но в политическом плане он был обезглавлен. Традиции революционного марксизма не были полностью искоренены, но были весьма серьезно подорваны. Та революционная интеллигенция, которая существовала в межвоенный период — всего за десять лет до его рождения, — была практически уничтожена.

В Западной Германии нацистское прошлое все еще таилось в каждой поре общества, а интеллектуальный и культурный климат, несмотря на экономический бум, был удушающим. В послевоенной Германии были очень серьезные и талантливые деятели культуры, но они не могли примириться с тем, что произошло; многие из них были доведены до самоубийства историческим и личным отчаянием. Среди менее талантливых и серьезных людей, которые, в итоге, задавали тон, преобладали настроения самодовольства и озабоченности собственной карьерой.

Только в Британии товарищ Вольфганг смог установить контакт с подлинным марксистским движением. В Оксфордском университете он познакомился с миром официальной академической элиты, пьющей шампанское, самодовольной, напыщенной. Он часто вспоминал одного профессора литературы, который произвел на него большое впечатление, но по совершенно специфическим причинам. Этот профессор был «экспертом по Томасу Манну», по крайней мере, так он говорил. Оказалось, что он прочитал ровно одно произведение писателя, но говорить об этом мог бесконечно.

Однако Вольфганг также соприкоснулся и с совершенно другим миром. Он был чрезвычайно впечатлен движением рабочего класса, которое развивалось в то время, а также марксистским анализом и перспективой, которые британская секция Международного Комитета Четвертого Интернационала, Социалистическая рабочая лига (СРЛ — Socialist Labour League), выдвинула в ответ на это движение и распад [послевоенной] Бреттон-Вудской системы. Безусловно, это была совершенно иная социальная среда, иные интеллектуальные и политические традиции, чем те, к которым его готовили. Как он позже вспоминал, решение о присоединении к этому «второму миру» далось ему легко.

Товарищ Вольфганг пережил «внутреннюю революцию», которая, по словам Троцкого, была необходима интеллигентам, чтобы отделиться от своего класса и полностью влиться в ряды рабочего движения. Он сознательно объединил все прогрессивные элементы своего гуманистического образования, которым он всегда дорожил, с революционными традициями рабочего класса и марксизмом. Он научился подчинять все свое мышление и существо интересам троцкистского движения. Это не было единоразовым решением, а борьбой длиною в жизнь. Это значит, что человек учится подходить ко всему в политике с точки зрения традиций и интересов рабочего класса, а не текущих настроений, впечатлений и идей какого-либо отдельного человека. Это значит иметь чувство перспективы и соразмерности как в политике, так и в личной жизни.

Без этой внутренней революции, этой перспективы и этого чувства меры он и другие члены немецкой секции МКЧИ, Союза социалистических рабочих (ССР — Bund Sozialistischer Arbeiter), не смогли бы политически пережить перерождение британской РРП (Рабочей революционной партии — Workers Revolutionary Party, наследницы СРЛ).

Многое уже было сказано по этому поводу, и я не хочу повторять то, что было сказано другими товарищами. При восстановлении исторической преемственности троцкизма в Германии на карту были поставлены теоретические, исторические и политические вопросы огромной сложности и международного значения. Однако к моменту основания ССР в 1971 году РРП начала отступать от решения этих проблем и борьбы с оппортунизмом.

Тем не менее, несмотря на огромное давление, направленное на ликвидацию движения, и тяжелые удары, которые этот период нанес кадрам международного движения, вся немецкая секция целиком была на стороне МКЧИ во время раскола с РРП в 1985–1986 годах. Это факт, над которым стоит задуматься. Позже, размышляя о том, почему они не сдались [под давлением РРП], товарищ Вольфганг сказал: «В конечном счете, у нас были очень твердые убеждения». Есть два эпизода из первых двух десятилетий существования ССР, которые иллюстрируют, какими были эти убеждения и эта ориентация.

Во-первых, это активное вмешательство ССР в ход мощной борьбы шахтеров Рурской области в 1978 году. Товарищ Вольфганг часто рассказывал о том, как много он получил удовлетворения и как много чему научился в ходе многочасовых бесед, которые он и другие товарищи вели с бастующими шахтерами, подавляющее большинство из которых придерживались социал-демократической ориентации. Он обсуждал с ними уроки 1933 года, то, как Гитлер смог прийти к власти, и предательство сталинизма. С точки зрения поколений этот опыт был не таким уж отдалённым. Рабочие, с которыми он беседовал, были детьми тех, к кому Троцкий обращался в своих трудах 1930–1933 годов. Несмотря на и без того серьезные проблемы и оппортунистическое перерождение РРП, а также вызванную этим путаницу, это были дискуссии, которые ни одно другое политическое течение не могло проводить с рабочими.

Второй эпизод относится к периоду, непосредственно последовавшему за расколом [с РРП в 1985–86 гг.]. В 1989 году кризис сталинизма и политическое прояснение вопросов со стороны МКЧИ в ходе раскола позволили троцкистскому движению впервые провести политическую интервенцию в события в Советском Союзе и ГДР. Товарищ Вольфганг был одним из первых товарищей из ССР, посетивших Восточный Берлин.

Одна работница из Восточного Берлина рассказывала, что, направляясь в парикмахерскую, она читала серию статей [Вольфганга] по истории ГДР, которая позже была издана ССР в виде книги. «Это наша история», — сказала она. Многие рабочие направляли в адрес ССР письма с вопросами о Троцком и горели желанием присоединиться к движению. Благодаря этой активности движению удалось привлечь на свою сторону ряд значимых товарищей. Однако эти настроения в ГДР, как и в СССР, относительно быстро рассеялись и превратились в свою противоположность. В то время было много дискуссий о том, как это можно объяснить и какой должна быть реакция МКЧИ.

Основные уроки, в некотором смысле, заключены в опыте общения с Оскаром Хиппе. Хиппе, родившийся в 1900 году, олицетворял революционные традиции немецкого рабочего класса. В 1916 году он присутствовал на массовой демонстрации против войны, где выступал Карл Либкнехт. Он вступил в Союз Спартака, затем в Коммунистическую партию Германии, а позже был в рядах немецкого троцкистского движения. После 1933 года он и его жена участвовали в движении сопротивления нацизму.

После войны Хиппе боролся за создание немецкой секции Четвертого Интернационала, за что сталинисты ГДР посадили его в тюрьму. После освобождения он смог изучить документы о расколе с паблоизмом в 1953 году и перешел на сторону Международного Комитета. Однако разрушение немецкой секции под давлением сталинизма и паблоизма привело к тому, что на ближайшие десятилетия он оставался политически изолированным.

Вольфганг встретился с Оскаром Хиппе и его женой Гертрудой, которая стала инвалидом в результате пыток, применявшихся нацистами, незадолго до первой политической интервенции ССР в ГДР. Вскоре после этого с ними встретились другие товарищи, в том числе Билл и Джин Бруст из американской секции МКЧИ, Рабочей лиги. Встреча с МКЧИ, которая произошла всего за несколько месяцев до его смерти в марте 1990 года, вероятно, была такой же волнующей для Хиппе, как и для наших товарищей. В какой-то момент Хиппе сказал им: «Сейчас вы делаете то, что я больше не могу делать».

В некрологе, посвященном Хиппе, товарищ Вольфганг написал:

Для нынешнего поколения троцкистов он представлял собой живую связь не только с революционными битвами первой половины этого столетия, но и с величайшими марксистскими лидерами, такими как Роза Люксембург, Карл Либкнехт и Лев Троцкий, с которыми он лично встречался и которых знал…

Он [Хиппе] с энтузиазмом поддерживал деятельность ССР в ГДР и давал советы, основанные на долгой жизни революционера, которая была чрезвычайно богата опытом. Он рассматривал работу ССР по мобилизации рабочего класса ГДР на борьбу против капиталистической реставрации и борьбу за программу Четвертого Интернационала как продолжение работы, которую он сам вел до 1948 года, и которая была прервана его заключением в Баутцене.

«Самая важная задача, — постоянно подчеркивал он, то есть Хиппе, в своих беседах, — заключается в создании революционной партии и подготовке марксистских кадров, способных сформировать социалистическое сознание в рабочем классе и заложить основу для победы в приближающихся классовых битвах».

«Эти революционные классовые сражения, — заявил Оскар, — неизбежно сопровождают кризис капитализма! Но рабочий класс может одержать победу только под руководством марксистской, троцкистской партии, Четвертого Интернационала!»

Работа товарища Вольфганга — как и МКЧИ в целом — в последующие 30 лет была осознанным результатом уроков, извлеченных из этого опыта. В одном из документов, относящихся к 1989 году, Дэвид Норт описывал ситуацию как содержащую потенциал как революции, так и контрреволюции. Реакция, с которой МКЧИ первоначально столкнулся, свидетельствовала о первом, но, в конечном итоге, возобладало второе. Серьезный ущерб, который десятилетия сталинизма и паблоизма нанесли социалистическому сознанию рабочего класса и усилиям по созданию Четвертого Интернационала, невозможно было преодолеть за несколько недель или месяцев.

Главная задача, вытекающая из этого понимания, состояла в том, чтобы восстановить это социалистическое сознание, основанное на борьбе и истории троцкистского движения, и построить на его основе революционное руководство рабочего класса.

Это понимание нашло свое наивысшее выражение в борьбе по защите исторической правды, которая в Германии и на международном уровне непосредственно связана с борьбой против фашистского варварства и войны. Вольфганг играл в этой борьбе ведущую роль на протяжении нескольких десятилетий. В конце 1990-х годов он написал статью об отрицании преступлений Вермахта. Затем вместе с Александром Рабиновичем помог организовать цикл лекций об Октябрьской революции. В течение последних 15 лет он помог разработать ответ нашего движения на возвращение немецкого милитаризма, сначала выступив против нападок на немецкого писателя Гюнтера Грасса в 2011–2012 годах, а затем против нападок на Льва Троцкого и прямых попыток Роберта Сервиса и Йорга Баберовски реабилитировать нацизм.

Он выполнял эту работу с необычайным упорством и решимостью в условиях политической и культурной реакции, которая создавала огромное давление, как политическое, так и личное. Несмотря на эти трудности, а, возможно, и благодаря им, он всегда придерживался самых высоких стандартов в своей работе. Он испытывал сильное отвращение к дилетантизму и поверхностности в теории, политике и, следует добавить, в жизни в целом.

Это может объяснить, почему некоторые боялись его и считали, что он может быть жестким. Но это была жесткость в принципиальных вопросах, которую должен иметь или которой должен научиться любой серьезный революционер. В основе этого лежало глубоко прочувствованное и всесторонне продуманное понимание цены, которую рабочий класс исторически платил за поверхностный импрессионизм, фразерство и оппортунизм радикальной мелкой буржуазии. Их представители всегда спешат выдвинуть радикальные лозунги и хотят «блистать», но, в конечном счете, не в состоянии обеспечить марксистское руководство рабочим классом, вводят его в заблуждение и предают.

Рабочие, напротив, относятся к словам очень серьезно, потому что инстинктивно понимают, что в политике слова — это не просто слова. Когда рабочие действуют в соответствии со словами тех, кто ими руководит, им приходится сталкиваться с последствиями в реальной жизни. Товарищ Вольфганг понимал это. Вот почему он с огромной серьезностью подходил к политической и теоретической работе, а также к воспитанию кадров.

Это также означало, что он очень серьезно относился к словам рабочих и товарищей. Он умел, как очень немногие умеют, слушать других и учиться у них. Он часто повторял фразу: «Вы должны понимать, что происходит в головах людей». Это может показаться банальным, но это не так. Общественное бытие определяет общественное сознание. Какой бы запутанной или неправильной ни казалась позиция, она всегда имеет объективную основу. Товарищ Вольфганг мог определить социальные и исторические истоки и последствия политических позиций. И он боролся за то, чтобы привлечь рабочих к марксизму и подготовить кадры, соотнося их опыт и концепции с историческим опытом рабочего класса и троцкистского движения.

Многие отмечали его боевой дух и оптимизм. Это было неразрывно связано. Он понимал борьбу, какой бы тяжелой она ни была, как движущую силу прогресса в обществе и в жизни, а также в мышлении. А никакая серьезная борьба не может вестись без оптимизма. Его оптимизм не был конъюнктурным или эмоциональным. Это было частью глубоко осознанного, теоретически и научно обоснованного мировоззрения. Он понимал, что уверенность в возможности прогресса и успеха сама по себе является важным фактором, определяющим ход и исход борьбы для себя и для других.

Он подошел к борьбе со своей неизлечимой болезнью в том же состоянии духа. Нельзя отрицать, что в диагнозе был элемент беспощадности. Он любил жизнь и не хотел умирать. Но он по-прежнему неустанно боролся за то, чтобы продолжать жить и вносить свой вклад по максимуму, насколько это было в его силах.

Троцкий однажды заметил, что лишь немногие способны воспринять марксизм как мировоззрение настолько полно, что это определяет их отношение ко всем аспектам политики, общества и жизни. Вольфганг был одним из этих немногих. Он не только боролся за социалистическое будущее, но и жил в соответствии с принципами гуманизма и социализма в настоящем. Он прекрасно понимал, какое значение может иметь даже незначительный жест или слово для тех, кто страдает, и как сильно другие полагались на него. Он думал и очень глубоко переживал трудности, с которыми приходилось сталкиваться его семье, друзьям и товарищам, и всегда стремился помочь всем, чем мог.

Чтобы жить так, требуется много сил. Большую часть этой силы он черпал в традициях движения, в музыке, литературе и в товарищах, коллегах и друзьях, которые его окружали. Ему также повезло, что у него была спутница жизни и товарищ Анни, которая разделяла его жизнь и борьбу на протяжении 47 лет.

Было еще много такого, что он мог и хотел дать. Он планировал проекты о немецкой революции 1918/19 годов и в то же время работал над статьей о праворадикальном ревизионизме в истории пакта Гитлера-Сталина и Второй мировой войны.

В этом смысле смерть не дала ему закончить то, что он хотел. Но его жизнь была реализована в более высоком смысле: он увидел и ясно осознал цель своей жизни и ее значение для себя и для других, и он жил и боролся соответственно. Время, когда он больше не мог сражаться, наступило раньше, чем кто-либо из нас ожидал. В конечном счете, его смерть — это часть смены поколений. Он сделал все, что мог, для нашей борьбы, и теперь мы, в особенности молодое поколение партии, должны сделать то, чего он больше не может, — продолжить борьбу, следуя политическому и, я бы добавила, человеческому примеру, который он подавал.